«Что бы сказали мы, англичане, если бы не могли доехать из Лондона в Кристал Пэлас или из Манчестера в Стокпорт без паспорта или полицейского, следующего за нами по пятам? Будьте уверены, мы и вполовину не так благодарны Богу, как должны быть, за наши национальные привилегии».
Так писал английский публицист по имени Джон Гэдсби, путешествовавший по Европе в середине XIX века.
Это было до современной паспортной системы, до боли знакомой любому, кто хоть раз в жизни выезжал за границу.
Вы стоите в очереди, затем протягиваете свою стандартизированную книжечку человеку в униформе, поднимающему взгляд на ваше лицо, чтобы сравнить его с фотографией, на которой вы выглядите моложе и стройнее.
Возможно, она или он расспрашивает вас о вашем путешествии, пока компьютер сверяет ваше имя со списками потенциальных террористов.
Однако до относительно недавнего времени паспорта не были такой обыденностью.
По сути своей они служили угрозой: это было письмо от некоего влиятельного человека, требующего обеспечить беспрепятственный проезд путешественнику - а не то будет плохо.
Концепция паспорта как гарантии безопасности уходит корнями в библейские времена. А защита тогда была привилегией, а не правом.
Джентльменам, подобным Гэдсби, которые хотели получить паспорт, требовались личные связи с соответствующим государственным министром.
Как обнаружил Гэдсби, наиболее ретивые бюрократические нации континентальной Европы разглядели в паспорте потенциал к тому, чтобы стать средством социального и экономического контроля.